Олег Мухин - Человек: 1. Теория большого надувательства
Я проснулся, разбуженный странным звуком. Зажёг свет у изголовья. Что-то происходило со входной дверью. Снаружи из коридора кто-то наносил по ней мощные монотонные удары. Кто-то хотел её проломить, кто-то, кто не имел ключа. Но ключа-то не было только у меня! Невероятно! И ещё этот идиотский сон! Если так будет продолжаться и дальше, я натурально сойду с ума, спячу от постоянного нервного перенапряжения. Я вспомнил человека, повстречавшегося мне в лондонском аэропорту. Буду так же дёргаться! Я поднялся с кровати, подошёл к двери. «Эй, – крикнул я, – кто там?!» Удары на секунду прекратились, но затем возобновились с удвоенной энергией. Дверь трещала, словно по ней били кувалдой, но не поддавалась. Крепкий замок!
Я снова не понимал ситуации. Если Огисо пусть приближённо, но сумел вернуть покачнувшийся мир в исходное состояние и заставил меня поверить в его объяснения, то возникшее обстоятельство не вписывалось ни в какие теории японца. Происходило нечто исключительное. Я, как деревянный болван, стоял у прямоугольника двери, смотрел, как её вышибают, не зная, что делать. По идее, нужно было бы, наверное, обзавестись каким-нибудь оружием на случай, если тот, кто с таким упорством высаживает мою дверь, настроен враждебно и против меня, что весьма вероятно. Чем вооружиться, никак не приходило мне в голову.
Удары следовали за ударами. Вот-вот дверь распахнётся. Я вспомнил, что Огисо что-то говорил про номер телефона. Ага, он сказал, что номер легко запоминается. Четыре нуля! Я бросился к аппарату, набрал четыре раза подряд зеро. Трубка молчала. Где этот факаный цээрушник, у которого по кораблю бегают сумасшедшие с кувалдами, не дающие никому спать по ночам?! Трубка отвечала лишь длинными гудками. Я швырнул её на рычаг, когда дверь, наконец-то не выдержала натиска.
На пороге возник человек, при виде которого меня сперва бросило в жар, потом в холод. Одного взгляда в его безумные, широко раскрытые глаза хватило, чтобы понять, что он меня сейчас прикончит. И сразу стало ясно, почему. Он сбежал из лаборатории! Из абсолютно лысой его головы торчали несколько коротких блестящих цилиндров, с концов которых свисали оборванные пучки разноцветных проводов. Они ставили над ним эксперимент, и что-то у них не сработало! Передо мной стоял так называемый «доброволец», одетый в белую изодранную в клочья одежду. Его руки с гигантскими кулаками были по локоть в крови. То ли оттого, что он уже расправился с кем-то в лаборатории, то ли потому, что он разбил их о мою дверь. Кровь с рук капала на пол.
Он двинулся на меня, как танк, сокрушая всё на своём пути. Вдребезги разлетелся стеклянный стол, он разнёс его сильнейшим ударом кулака-кувалды. Горку электронной аппаратуры он смахнул одним движением руки, словно назойливую муху. Телевизор со страшным грохотом рухнул вниз. Он медленно подбирался ко мне. Я хотел было обогнуть его и выскочить в проём двери – только это позволило бы мне уйти отсюда живым и невредимым, но он оказался не настолько глуп, он перегородил мне дорогу, оставляя постоянно дверь за своей спиной.
Я ринулся в гимнастический зал. Он – следом. Я бросил в него одну из гантелей, но промахнулся. Килограммовый «блин» со штанги задел цилиндр, торчащий из черепа. Он даже не прореагировал! Я понял, что мне сейчас будет крышка. Сейчас он раздавит меня, как червяка. Какая глупая смерть! А бывают ли умные смерти?
Оглушающе-трескучая автоматная очередь продырявила его голову насквозь. Пули едва не задели меня. Его лицо моментально превратилось в кровавое месиво. Ошмётки мяса и мозга забрызгали меня с головы до ног. И всё же он сумел развернуться и единственным уцелевшим глазом увидеть японского солдата, ведущего по нему прицельный огонь из «грассхоппера». Потом его грузное изрешечённое тело свалилось мешком.
4
– Знаешь, Сазонов, я слышал, у тебя есть чемодан, доверху набитый золотыми слитками. Огисо якобы выдал тебе аванс «жёлтым металлом». Это верно? – Жан-Жан, как всегда чисто выбритый, аккуратно причёсанный, облачённый в добротный, дорогой, с иголочки костюм, безукоризненно белую рубашку и синий галстук, сидел в кожаном глубоком кресле рядом с русским. Они вдвоём смотрели телевизор.
– Кто тебе сказал? Если Паскаль, то он снова всё переврал, – Сазонов в рваных потёртых джинсах, в чёрной мятой футболке с розовой надписью «Fink Ploy» на груди и в шлёпанцах на босу ногу подошёл к шкафу, вытащил алюминиевый кейс, тяжело установил его перед Жан-Жаном.
– На, удовлетвори своё любопытство.
Жан-Жан откинул крышку, присвистнул:
– О ля-ля! Такой массы «зелёных» я в жизни не видел! Сколько тут?
– Ровно три миллиона. Попадаются пачки с портретом МакКинли. Я раньше даже не подозревал, что существуют американские банкноты подобного номинала.
– Да, солидно, – француз поправил очки на носу. – Дашь сфотографироваться?
– Не прибедняйся. У самого в Париже или где там лежит кругленькая сумма в банке. А скоро жирную премию отхватишь, Огисо обещал… Давай выпьем, хватит чужие деньги щупать, давай, я уже налил, а то водка выдыхается.
Жан-Жан прихлопнул крышку, взял рюмку, они чокнулись.
– За что пьём? – спросил русский.
– За удачные испытания. Теперь от них зависит наше будущее.
Они вылили жгучую жидкость себе вовнутрь.
– На солёненький огурчик, закуси, – Сазонов наколол на вилку сразу парочку – один протянул Жан-Жану, другой надкусил сам. – Кстати, куда их повезли, не выяснил?
– Атолл Шэйк. Тоже в Тихом океане, – француз приятно хрустел огурцом. – Если тесты пройдут нормально, скоро буду дома. Ужасно соскучился по Франсуазе, а по Полю как! Чуть ли не каждый день снятся!.. Подумать жутко – не имел женщину двадцать пять месяцев! Я здесь почти с самого начала проекта. Как-то сказал об этом Огисо. Говорю, что, Огисо-сан, онанизмом мне прикажете заниматься? Я без женщины не могу. Дурным делаюсь, работаю плохо. А он, скотина, плечиками пожимает и придурковато улыбается. Говорит, вам за это неудобство огромные деньги платят, вы должны ситуацию понимать, не один вы такой, а если хотите, я вам могу надувную предоставить, с подогревом. Бр-р-р! Мерзость! С резиновой ни за что не лягу!..
Сазонов увеличил громкость у телевизора, сказал:
– Потише! Сейчас новости будут передавать. Может быть, что-нибудь и сообщат.
– …А Огисо, небось, ежедневно в свою Японию на вертолёте летает, гейш трахает. У-у-у, свинья жирная! – не унимался Жан-Жан.
На экране поползла заставка российских новостей, из динамиков потекла традиционная мелодия.
– Мне ваше русское телевидение не нравится. Слишком много рекламы, как и у нас. А фильмы вы показываете в основном американские. Превратились в колонию США! Не обижайся, но янки победили, выиграли холодную войну. Теперь используют вас как сырьевую базу для своих хищнических амбиций. Моя любимая Франция, правда, тоже пытается себе кусочек послаще отхватить… Симпатичная дикторша. Новенькая? Я её что-то раньше не видел…
– Да, ты прав. С приходом к власти Рогбачёва Россия, как единая сверхдержава, как, если хочешь, империя, развалилась до основания. С ней стали обращаться как с проституткой. Кто платил, тот и имел. Рогбачёв – меченый сатаной. Нет, я не считаю, что при коммунистах было замечательно, отнюдь, но то, что творилось в России при Гробачёве и Пьяньцине, просто омерзительно. Разрушать гораздо легче и, главное, выгоднее, чем создавать. Пьяньцин – элементарный алкоголик, ему на людей было наплевать… Что же касается Гэпэутина, то он по крайней мере трезвый на людях появлялся в отличие от предыдущего президента…
– А этот новый – Мёдознаев?
– Ещё непонятно, посмотрим, что будет дальше. Но то, что он любит «Пип Дёрпл», уже хорошо… Россия хоть и начинает потихоньку возвращать себе своё былое могущество, но ещё больна великой анархией. И если с этой болезнью не бороться, то… послушай, что за беспредел происходит! С ума сойти! Кошмар!.. В Москве на Красной площади террористы взорвали собор Василия Надменного! Уничтожили национальную святыню!.. Что творится!..
Глаза у Жан-Жана полезли на лоб.
– Ты не шутишь?
Новости закончились, пошёл рекламный ролик.
– Чёрт с ними со всеми! Давай ещё выпьем, – француз разлил русскую водку по рюмкам. – Вот водка мне ваша нравится, Сазонов. Да и ты – парень что надо. Есть предложение – бахнуть за нашу дружбу.
– Нет возражений.
Рюмки они опустошили одновременно.
– Подрежь колбаски, – сказал Жан-Жан.
– Хорошо сидим, – произнёс русский, беря левой рукой широкий острый нож из нержавейки.
– Отлично! – француз достал из внутреннего кармана пиджака пачку «Цента», ловко выбил сигарету, закурил. – Ты знаешь, Сазонов, я до сих пор не верю, что мы это сделали. Когда Огисо сказал, чем мне и многим другим предстоит заняться, я тогда подумал – он чокнутый! Поначалу ничего не получалось. Мы просто убивали людей. Резали их почём зря. Фактически задача состояла в следующем – пересадить мозг живого человека в робота. Ты не представляешь, как я работал. Я никогда так не работал! По восемнадцать часов в сутки! Цель была безумная, но жутко интересная. Я проявлял чудеса хирургии, однако всё было тщетно. Проблем вылезло столько, что на их решение ушло бы лет десять по меньшей мере. Несмотря на то, что они исполняли любую нашу прихоть. Они вкладывали деньги поистине бешеные. Заполонили лабораторию наисовременнейшим оборудованием… Знаешь, мне иногда снятся кошмары. Горы кровавых шевелящихся трупов с вырезанными головным и спинным мозгом… Да, бог покарает меня за это. Моё место в аду!.. Я отчаялся, я начал пить, хоть Огисо строго-настрого запретил пить кому бы то ни было. Я пил до тех пор, пока они не притащили сюда Хай Фая. Китаец – несомненно, их лучшая находка. Он – гений! Он – бриллиант! Если бы они его не откопали, проект рассыпался бы, как карточный домик. И никакие деньги не помогли бы.
